Сергей Мякшин
М И Н И А Т Ю Р Ы: 2 0 0 1
ЕСЛИ ТЫ ЖИТЕЛЬ НАШЕГО УЕЗДА
Если ты житель нашего уезда, то умирать можешь спокойно. Всё, что потребуется для твоих похорон – тебе предоставят независимо от твоего материального положения. Ритуальные услуги одинаковы для всех.
С момента твоей смерти все красавицы нашего уезда соберутся вокруг твоего бездыханного тела и будут петь о тебе долгие былины, в которых ты ходил в величайшие походы с целью завоевания и порабощения неверных поганцев да дикарей неразумных, а по возвращении домой, истребив ненавистных, ты волшебным мечом всех чудовищ повергнул головами о землю.
Когда споются все былины, эти же красавицы приступят к омовению твоего бездыханного тела своими горючими слезами.
Закончив омовение, одна из самых красивых красавиц умело придаст твоему телу этнически правильную позу, после чего распишет его загадками тувинского народа, а в это время остальные красавицы будут хором читать молитвы, предназначенные для изгнания всякой нечисти из твоего бездыханного тела. Затем тело оплетут лыковой вязью, а поверх вязи нанесут толстый слой воска, перемешанного с креозотом и розовой глиной. Полученный саркофаг профессиональные носильщики вынесут на самый высокий холм, на вершине которого есть тектонический разлом, представляющий собой небольшую расщелину, наполненную водой цвета перелива вороньего крыла, и под бой большого барабана, бить в который будут всё те же красавицы, профессиональные носильщики отпустят саркофаг в вечное погружение, поскольку дна у тектонического разлома не существует.
В общем, помирать жителям нашего уезда просто одно удовольствие. Но если ты не являешься жителем нашего уезда, тебе следует хорошенько подумать, прежде чем умирать в нашем селении, иначе профессиональные носильщики снесут твоё бездыханное тело на самый край селения и забросают его тунгусскими баянами, старыми свечными фонарями и маленькими мешочками из конопляного полотна, в которых жители нашего уезда хранят горстку никому не нужного окаменелого проса.
ПРОСЬБА КОЧЕГАРА
Если Вам когда-нибудь доведётся увидеть торчащее из жаркой топки грозное лицо Бога, не трудитесь задавать ему уже давно мучащие Вас вопросы. Не тратьте понапрасну отведённое Вам время. Лучше бегите, бегите как можно скорее куда-нибудь и сделайте что-либо такое, что Вам всегда хотелось бы сделать, но по причинам богобоязничества Вам приходилось себя в этом ущемлять. Но если Вы очень ленивы, и желание бежать куда-то и делать что-то для вас – суета ненужная, то, пожалуй, оставайтесь там, где Вы и есть, и ради того, кто в топке, молчите, ведите себя тихо, дайте ему спокойно догореть.
ДЛИТЕЛЬНОСТЬ СНОВИДЕНИЯ
Душная комната. Я сновижу, как специалисты по разработке овощной проволоки монтируют свои фильмы. Повсюду пыль, перец и невостребованные фрагменты торговцев родственными нечистотами. Древесным углем простирается угрюмость, некогда спугиваемая и ограничиваемая тоскою великих влечений.
Только в этот момент я осознал всю неясность пребывающего в моей постели существа, с явными и ярко выраженными признаками злостной и лишенной всякой разумной морали обольстительности.
Склоняясь над ее обнаженным, прекрасным и абсолютно не претендующим на загробную жизнь телом, я вдруг почувствовал, как мое самодовольное обладание избытком сотворить изнутри самособственную нужду, благородно согласилось отказаться от тепла и навсегда остаться холодным на ощупь.
Из за ширмы выпрыгнул человек, облаченный на срочный манер в опасные истины. Выглядел он очень взволнованным.
«Какое совпадение, - подумал я, - он взволнован, и я взволнован»
Он стоял особняком от всего мира, он не принимал ничьих условий. Превратившись в трагедию, он дивно кочует по домам и улицам, где рождаются великая любовь и малопочтительная ненависть, сшитые воедино с завершительной борьбой за единодержавие. Он неустанно вещал своим безвкусным высокомерием. Но, не взирая на это, мне почему-то очень хотелось, чтобы он перенял у меня мои мысли и впредь выражал их на своем языке. Так я лучше проникну в сердце ко всякому заблуждению и останусь навсегда неопровержимым.
Чистые и глубокие сны со временем становятся немыслимо смешными – нечто вроде ножа в руках охотника за грибами.
ПРИХОЖАНКА
Предвечерний стук в дверь моего дома был настолько неожиданным и музыкально неправильным, что я даже засомневался в его реальной правдивости. Но пришлось признать, что он все-таки существует, так как после небольшой паузы он снова возобновился, а это, стало быть, нужно спуститься в прихожую и постараться удовлетворить своей деликатностью не прошеного прихожанина. Шаркая усталыми ногами по скрипучим ступенькам трухлявой лесенки, я благополучно добрался до входной двери и, еле сдерживая недовольство, стал интересоваться, кто бы это мог быть в такой поздний час.
Подробно изучив частотные характеристики отвечавшего мне голоса, я сделал вывод, что это вовсе не прихожанин, а прихожанка. Она заявила, что ее начальник мистер Крос отправил с ней специально назначенный для меня пакет, в котором содержится очень важное уведомление. Я ей сказал, что она ошиблась адресом, так как фамилия моего шефа звучит совсем иначе, но курьерша сказала, что если я открою дверь и уделю ей несколько минут моего драгоценного времени, то она постарается дать кое-какие пояснения, после чего, по ее мнению, все будет выглядеть предельно ясно. Запуская ее в дом, я понял, что она имела в виду, когда говорила…
«ВСЕ БУДЕТ ВЫГЛЯДЕТЬ ПРЕДЕЛЬНО ЯСНО»
Ясно, что она уже никогда отсюда не выйдет.
Никогда…
ОБЕРНУВШИСЬ
Обернувшись на чей-то оклик, я не без удивления отметил, что за всю прожитую мной жизнь, более странной женщины, чем эта пожилая дама, мне видеть не доводилось. Она направлялась именно ко мне, приветливо помахивая своей дряблой, потускневшей от старости костистой рукой, через локтевой сустав которой перекидывалась широкая и упругая лямка сумки среднего размера. Сквозь хитро пошитое и причудливо увенчанное всякими небылицами холщовое платье, то там, то тут проглядывали рыхлые островки ее морщинистого и густо усыпанного смолистой рябью тела. В ее геометрически неправильных глазах таилось нечто, о чем остальные представители богоподобного вида даже и не догадывались.
Подобравшись ко мне почти вплотную, она не спеша извлекла из сумки набитый до отказа свирепыми снарядами огромный револьвер и как-то натянуто улыбнулась. Последнее, что я увидел, когда падал навзничь, так это двух маленьких птичек. Судя по их чудовищной суете вдоль солнечного фона, они вели весьма беспокойный образ жизни.
ЗА НИМ
По вкусу в ботинках, уверенный крепко. Замысел терпит безродный создатель. О женщине любящей мудро и цепко. Но дверь распахнулась… входит предатель. Он весь был исполнен змеиным укусом. В глазах притаились сужденье и меч. Безродный считал его редкостным трусом. И выкрикнул громко:
- Растапливай печь!
- О, Вдохновитель, вы верно забыли, – дрожью промолвил догадливый гад. – Как я вас лечил от неистовой гнили.
- Да нет, не забыл, – зазвучал божий лад.
Предатель прикрылся улыбкою кроткой. Приставил два пальца к дырявому лбу.
– Для вас я всегда был отличной находкой. Теперь же иначе… но почему? Затерянный в мыслях скончался безродный.
Вслед за ним обесформился редкостный гад
ОТРАВА
Я кружку за кружкой что вепрь голодный. Пил растворитель и ел кислый хлеб. В мгновение ока стал сердцем негодный. Желанием грязный и вымыслом слеп. Солнце с мигренью. Утро и радость. Гореть тусклой тенью. Сладость и гадость. В полночь назначен. Да в омут под вечер. Пуст и прозрачен. Эфирный диспетчер. Брызги тела еще не остыли. Заставили петь. Кости да волос ветром завыли. Свирепствует плеть. Для нас развлечение однажды добыли. Гудроном гореть. Раскаленной смолою в язык угодили. Не возможно терпеть.
Черный пациент со светлыми припадками. Черный пациент общается загадками. Без ведома его вся внутренняя зона. Прицельно сражена снарядом Паркинсона.
Добрый вечер солнце село. И навряд ли утром ранним. Оно снова будет с вами. Из избы вперед ногами. Обливаясь слезами. Слева крысы справа волки. До ближайшего околка. Заострили когти, вилы. В неглубокие могилы. Закопали и ушли. Несмотря на холодную зимнюю стужу. Никого не таясь не боясь ничего. Застывшая в лед выползала наружу. Черная падла изо рта моего. Последняя битва. Нас что-то тревожит. Визжащая бритва. Печалью итожит. Доблесть найти. Желаньем сомкнуться. Хотелось уйти. Да боюсь не вернуться.
ПРИСУТСТВИЕ
Возвращаясь, я верил, что меня еще здесь помнят.
Пролетая над избитыми ветром и временем лицами сограждан, я убедился в обратном… Забыли…
Их некогда сладко спящие, зримые умом и волей выражения, теперь зияли темнеющими провалами костного фундамента. Разглядывая всех вместе и каждого в отдельности, я заметил как среди неестественно обнимающейся пыльной пакости, нервно копошится матушка отстраненность. Зачуяв мое присутствие, она хлипко фыркнула и, распугав по узким щелям распухших от удовольствия голубей, ринулась в свою спасительную скрытность, где наверняка и проведет остаток отпущенного ей срока. Дальнейший осмотр останков нетленных больше не представлял для меня никакого интереса и, уже покидая пристанище, я завязался лишь только одним вопросом: кто позволил им танцевать на собственных похоронах?
СРЕДНЯЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ
- Все будет отлично! – бодро произнес он и с правой стороны чуть выше паха проделал мне надрез, из нутра которого, извиваясь и танцуя, словно змеи в брачный период, поползли кишки.
Уголком своего обоняния я почувствовал исходящий от них смрад. Задумавшись над внутренней красотой и эстетикой человека, я даже забыл про нестерпимо жгучую боль.
- Все будет отлично, – опять произнес он, но уже не так бодро как в первый раз, и проделал с противоположной стороны точно такой же надрез, к завершению которого я прекратил свою жизнедеятельность.
В течении получаса он предпринял еще ряд замечательных вскрытий, после чего в сердцах ударил осколком бутылочного стекла по пропитанному кровью асфальту, сказал:
- Да не сойти мне с этого места, если я где-то ошибся.
Там, в мире мертвых, часто поговаривали о том, что он так и продолжал стоять, обдуваемый ветром, промокший дождем и нередко – поруганный птицами. Стоял и не мог понять, что его ошибка в том, что он всего лишь средний сотрудник, работающий на старой насосной станции, а вовсе не врач-хирург.
ОБМЕН
Северной ночью, в бараке унылом, обмен предложил мне коварный цыган. Огромную сумку со слизистым илом за глоток керосина и ржавый капкан. Не знаю зачем, но я согласился.
ПОЧЕРК ПОДЛОСТИ
Наступает время красного бесснежия. Воля неволей подчинилась безудержному Любопытству и, демонстративно отбросив нажитые веками предостережения, принялась весело размахивать подаренными ей в недавнем часу нарядами, вид которых имел преимущественно дурной характер. Подозрение, заметив свою лучшую подругу в роскошных, как ей сперва показалось, одеяниях, мгновенно взялась черной завистью и стала изредка, украдкой, поплевывать на скудную умом голову ни о чем не подозревающей соседке по имени Сущность.
Сама же Сущность, в сущности, была очень недурна собой, а в некоторых местах и вовсе в большом заблуждении, что и явилось для Подозрения главным возбудителем к совершению различных гадостей неэстетичного характера.
К подобного рода привычкам нередко заставлял себя прибегнуть и хитрюга Рассудок. Все знали, что он страдает патологическим наплевательством. А безобразница Сущность умело пользовалась недостатком бесшабашного короля ясности. Однако этого нельзя было усмотреть по ее наружному проявлению, благодаря чему, в случае обнаружения кем-либо уже неоднократно знакомого им почерка подлости, в содеянном незамедлительно обвиняли Рассудок, после чего лучезарный бедняга, в результате несправедливого и гнусного поклепа, молча напяливал депрессивное пальто и отправлялся навстречу молодым мамам, из чьих детских колясок уже начинали произрастать будущие проститутки, гении и преступники.
ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ
Все произошло настолько неожиданно, что я даже понять ничего толком-то и не успел. Он, все равно что стихия, вырвавшаяся из неизвестно откуда, ухватил меня за створки пальто и широко распахнул их так, что любой прохожий мог, не прибегая к помощи усиливающей оптики, без особого труда разглядеть все дыры на подкладке. Торопливо изучив выворот моей верхней одежды, он нервно задал вопрос:
– Ну и где же твой внутренний карман?
Я вдруг понял, что если прямо сейчас же от него не отделаюсь, то потом уже будет слишком поздно.
– Да какой еще такой, к черту, внутренний карман?! – свирепо произнес я и попытался его оттолкнуть.
Но он упрямо продолжал меня удерживать, и даже когда я применил к нему уже более суровую освободительную тактику, по окончанию которой любой другой человек просто был бы не в силах выжить, он все равно чувствовал себя молодцом.
– Ты псих, что ли?! Ты! – паническим тоном произнес я, уже не зная, что делать и как быть.
– Ладно, – вибрирующим голосом произнес он и прекратил меня сотрясать. – Это неправильно, несправедливо.
Тиски его рук постепенно утратили хватку, потом и вовсе сорвались, обретая покой в вольном падении. Я мгновенно воспользовался любезно предоставленной мне свободой и ушел прочь.
УРОДЫ
– Куда прёшь? – сказала мне женщина, которую я не специально, но больно толкнул своим плечом. – Не видишь, что ли; люди же кругом.
– Извините, – сказал я. – Меня там тоже толкнули, и я, потеряв равновесие, нечаянно толкнул вас.
Нисколько не веруя в мое откровение, она плеснула в меня своим кипучим взглядом и, уже повернув голову ко мне затылком, еле внятно произнесла:
– Есть же на свете уроды…
– …Конечно, есть; таковым являюсь Я, – сказал рядом находящийся мужчина, который вообще ничего не сделал болезненного этой женщине.
ПОСЛЕДНИЙ
– У тебя молния на брюках расстегнута, – сказала молоденькая девушка, чуть стесняясь.
– Я знаю, – сказал я.
– Тогда вы просто бессовестный, – сказала она.
Прикрыв ладонью не закрывающуюся по техническим причинам ширинку, я сказал:
– Да нет, я даже чересчур совестный, а потому и безденежный.
А через девять месяцев мы с ней поженились. Уже ближе к концу свадьбы она родила мне сразу же троих детей: Ваню, Таню, а последний почему-то пожелал остаться инкогнито.
ОСОБЕННОСТЬ
Подкравшись как можно тише, я нежно прильнул своим ухом к ее спине. Она лишь вздрогнула и сказала:
– Что же вы делаете, а?
– Слушаю ваше дыхание, – ответил я.
– Зачем… вы что – врач?
– Нет. Я не врач.
– Тогда какого черта?
– Просто мне нравится, как вы дышите.
– И всего-то?
– Ага.
Немного помолчав, она сказала:
– Вообще-то я не против. Если уж нравится, то на здоровье слушайте, но хочу вас сразу предупредить, что у моего дыхания есть одна маленькая особенность; я только вдыхаю воздух, а обратно никогда не выдыхаю.
– Вот именно поэтому мне и нравится, – сказал я и крепко сжал свои веки, потому как мелкая насекомость настырно норовит залезть прямо в глаза.
ПРОЖИЛ
Сон в унылое утро, медленно, как новорождённая улитка подползает к своему завершению. Со стороны нового кладбища донеслись звуки чахлых собак и ранних разносчиков ярких и праздничных венков. Лёгкая, немного пахнущая зеленой плесенью сырость, мелкими шагами закралась в мои носовые пазухи.
Наверное это старость - наверное я уже прожил.
содержание