Сергей Мякшин
ДЕЛО
Заутренняя брешь секла уездные лачужки. От рубиновой пыли стекленели сердца. На крючках подвисая, дурачились тушки, Облачённые в плед из морского свинца.
***
– Инструктор вами доволен.
+ Значит, я подхожу для этого дела?
– Вполне.
+ Кто будет руководить?
– Руководить делом будет Инструктор.
+ Каким образом?
– Путём приказов в письменном виде.
+Как я их буду получать?
– Неожиданно. То есть где угодно, когда угодно и кто угодно.
+ Я понял.
– Тогда приступайте, раз поняли.
Повесив телефонную трубку и поправив шляпу, я вышел из кабинки.
Теперь было необходимо куда-нибудь скрыться с этого места, и как можно скорее. Отыскав глазами ближайший многолюдный переулок, я поспешил туда, чтобы окончательно раствориться в однородной массе себе подобных.
***
Тупоголовые... Хотели они умирать или нет, никто об этом не знал. Потому что никто не спрашивал. Должны. Во всяком случае, жили они исключительно для этого. Запах крови. Адреналин. Рёв. Лязг. Сжатые раздумья, несущиеся сквозь сердечные воспоминания, одетые в прозрачную ночь. Глаза. А что в них? Затаившаяся ошипованная роза или желание быть испытанным на прочность. Зубы. Достаточно ли они сильны для того, чтобы вцепиться и не отпустить? Монета. С одной стороны – жизнь, с другой – смерть. Что для меня? Мысль у каждого, у каждого – дрожь. Впивающаяся. Есть слёзы. Но назначение их не познано. Желание. Отрезанные языки. Протухшее пойло. Нужно. Так нужно. Я сплю на вымокших полах. Это делает меня сильнее. Слабые умирают. Я сильный. Моя монета со стороной в жизнь... Тупоголовые.
***
– Я директор прачечной, у меня для вас сообщение.
Распространяя запах дуста, директор протянул мне листок. Он был абсолютно чистым, на нём не было ни одной буковки.
– Почему пустой? – поинтересовался я.
– Зайдёте в любой фотомагазин, там приобретёте проявитель марки К7. Это проявитель особого, секретного назначения. Выглядит как обычные очки, надев которые вы сможете без труда прочесть содержание данного сообщения.
И директор, вручив мне разрешение, исчез за дверью прачечной. Я отправился искать фотомагазин и, отыскав таковой и приобретя К7, тут же прочёл сообщение:
ПРИКАЗ: Найти морского пианиста.
Инструктор.
Сняв проявитель и положив его в нагрудный карман пиджака, я стал предаваться размышлениям на предмет местонахождения пианиста.
Пребывая в размышлениях, стоя посреди улицы, я даже не заметил как наступила глубокая ночь.
Город спал. Почти повсюду главенствовала тьма, и признаки жизни подавали лишь еле мерцающие неоновые вывески пабов. Я решил зайти в какой-нибудь из них и пропустить стаканчик. Подойдя к двери одного ночного заведения, я осмотрел свой прикид и, убедившись в том, что моя одежда не вызовет никаких подозрений, вошёл внутрь.
То, что я увидел внутри, совсем не походило на то, что я ожидал там увидеть. Вместо джаза, который являлся характерной чертой подобных обиталищ, и весёлого визга разгорячённых девиц передо мной предстала картина совершенно иного плана.
Это была обычная маленькая комнатка – вроде тех, что есть в каждом подвале любого кирпичного сооружения. Посреди комнаты стоял стол, усыпанный болтами и гайками, а по обе его стороны стояли два человека, вернее, не человека, а существа, лишь отдалённо напоминающих людей. Никто из этих существ не обратил на меня никакого внимания, несмотря на то, что когда я вошёл, то позабыл придержать за собой дверь, которая с жирным грохотом хрястнула у меня за спиной. Они довольно увлечённо занимались тем, что одно существо искало болт, а второе – гайку, и если они совпадали по резьбе, то те радостно пожимали друг другу руки.
У меня не было желания нарушать их занятие (на мой взгляд, довольно сомнительного толка), поэтому я решил по быстрому отсюда свалить. Но не успел. Существо, которое отвечало за поиск болтов, повернулось ко мне и прощёлкало:
– Ищешь морского пианиста?
– Да, – ответил я, удивившись совсем чуть+чуть. – А вы знаете, где его можно найти?
Человекоподобный задрал голову вверх и, немного поводив влево-вправо своей нижней челюстью (верхняя тоже была подвижной), плюнул в выбранном направлении. Зелёная светящаяся жидкость на огромной скорости достигла потолка, после чего рассыпалась на сотни маленьких светлячков, которые тут же расползлись по дырам, коими был испещрён весь пол. Человекоподобный вернул свою голову в исходное положение и, сверкнув золотистыми глазами, ответил:
– Знаю... Информация будет тебе стоить сорок дульбонов.
– Чего-чего? – переспросил я.
– Дульбонов, – повторил человекоподобный.
Наверное, речь шла о деньгах.
– Это деньги, что ли? – уточнил я вслух.
– Что ли, – подтвердил всё тот же человекоподобный и вытянул в мою сторону двупалую клешню.
Я вытащил из кармана брюк пачку присетов и стал отсчитывать назначенную сумму. Отсчитав сорок присетов, я протянул их человекоподобному существу.
– Вот... возьми.
Он опустил свою правую руку и, как-то странно поглядев на меня, произнёс:
– Это не дульбоны.
– А что же это? – с удивлением спросил я.
– Присеты. А мне нужны дульбоны.
– Но у меня только это... Дульбонов нет...
– Ищи! – прошелестел человекоподобный.
– Где?!
– Не знаю, – коротко ответил он и, отвернувшись от меня к столу, принялся разыскивать нужные ему болты.
***
Приунывшие воды темнели от боли. Недотлевшая кость перестала кричать. Медный гвоздь, проникающий в лобные доли, Навсегда пожелал там остаться торчать.
***
"Где же искать мне эти чёртовы дульбоны? – думал я, покидая странное заведение. – Может, всё-таки, не взирая на запрет, обратиться в Проектуру и попросить поправку? Нет, нет!!! Ни в коем случае, иначе меня сочтут недееспособным и тут же отстранят от дела!"
Погрузившись в раздумья, я окончательно утратил внимание по отношению к тому, то меня окружает. Вздрогнув от громкого автомобильного сигнала, я обнаружил себя стоящим на разделительной полосе посреди дороги. На улице было уже довольно светло.
Куда это я иду?
Из подъездов домов то там, то тут выбегали измотанные безудержной страстью любовники, оставляя за собой шлейф неосознанной похоти. "Дульбоны..." Ранние дворники были похожи на скрипачей. "Хотя, может быть, это и есть скрипачи, но почему тогда у них вместо скрипок – мётла?" Утренний свет бисером рассыпал по земному полотну холодных зябликов. Дульбоны... Где их искать?
– Эй! – послышалось у меня за спиной.
Я обернулся и увидел на тротуаре человека, помахивающего мне рукой. Дождавшись, когда поток бешено мчащихся машин предоставит мне возможность беспрепятственно перейти дорожную полосу, я двинулся к зовущему меня человеку.
– Я директор очистных сооружений. У меня для вас сообщение.
Распространяя запах дерьма, директор протянул мне чистый лист бумаги, вслед за чем исчез за дверью прачечной, за которой в прошлый раз точно так же исчез и директор данного предприятия. И вообще, непонятно откуда эта прачечная здесь взялась – насколько я помнил, она находилась в другом районе.
"Какая связь между директором очистных сооружений и директором прачечной?"
Не найдя никаких параллелей, я оставил эту мысль и вновь взглянул на сообщение. Как и в тот раз, на листке не было ни одной буковки. Я достал из кармана К7 и начал читать.
Принимая во внимание то, что вы напали на след морского пианиста намного раньше, чем мы предполагали, Проектура решила единогласно дать вам свободу в использовании поправок, которые будут доходить до вас тем же способом, что и приказы.
Инструктор вами доволен.
Корпоратор.
***
Глаза заблестели. Тошнотворная субстанция ласковым ворсом нежила аминазиновые язвы, проваливаясь в множество безымянных дверей. Армия хватающих рук с прерывистым дыханием рвала жадные лица, выпуская на волю кровавые желания.
***
Мне жутко хотелось спать; за прошедшие сутки я даже ни разу не присел. Всё это время я провёл на ногах, и усталость брала своё.
Пройдя вниз по улице, я наткнулся на отель среднего класса, который вполне подходил для того, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок.
– Эй, вы! Как вас там? – я чувствовал, что почти засыпаю. – Мне нужен номер!
"Он не выносит ожиданий, его жёсткое сердце озаряют чёрные всполохи иррациональной импульсивности... Очень неуравновешенный человек, – подумал управляющий. – Надо бы с ним повежливее, а то ведь зашибёт..."
– Вам одноместный?
– Да, одноместный, – слова из меня выдавливались с большим трудом.
Неожиданно я заметил, как пол двинулся ко мне навстречу, превращаясь в большого пса с широко распахнутой пастью. Оказавшись внутри собаки, я принялся бродить по слизистым каналам её внутренних органов. Было очень темно. Сон в темноте. Если не спать, то можно соскучиться по солнцу.
А я ведь помню, как десять лет назад мой друг по кличке Юк за день до окончания срока ходил и рассказывал всем заключённым, как он встретит солнце. Но парню не повезло – там, наверху, уже два месяца свирепствовала урановая буря, полностью поглощающая солнечный свет. Другими словами, с возникновением урановой бури повсюду воцарилась ночь, и длилась она до тех пор, пока наивысшая активность потока незакреплённых частиц – равных по массе и встречному вращению друг против друга – не угасала до абсолютного покоя.
В общем, как твердила нам борзота с первого уровня, когда они поднимали Юка наверх, тот сказал им, что даже не сдвинется с места, пока не увидит солнца.
Он умер на шестой день, ожидая, что буря вот-вот закончится, и он наконец узреет солнечный свет.
Здесь есть чему удивиться.
Человек, который провёл тридцать лет под землёй, не видя света, умер, не прожив и недели без него на поверхности...
А буря длилась ещё пять долгих лет.
Первое, что я увидел, открыв глаза, это лицо управляющего; оно висело надо мной и ухмылялось.
– Где..? – начал было я, но сквозящая боль в моей голове предпочла заткнуть мне рот.
Губы на лице управляющего зашевелились, и из них будто маленькие червячки начали выползать слова:
– Вы заснули стоя... Упали... И головой... Я... А потом вас сюда... Без сознания пять часов...
***
Безмятежный моллюск, утончённый как лорд, Танцевал словно сажа в дыму. Поднимаясь со дна, был в цепях он и горд, Как когда-то хотелось ему.
***
На улице вечерело. Атмосфера предвечернего экстаза сжималась, превращаясь в ночные крапинки.
Чувствовал я себя вполне отлично, несмотря на то, что ещё десять минут назад еле встал с кровати.
"Как меня угораздило заснуть стоя?"
"Пять часов без сознания".
"Видно, здорово я долбанулся башкой..."
Окунувшись в размышления, я быстро шагал по тротуару и опять не заметил, где и когда потерял контроль над собой. Пришёл в себя я только тогда, когда чуть ли не верхом заскочил на какого-то прохожего, который шёл впереди меня. От моего мощного наскока прохожий пролетел метра два по воздуху, выставив вперёд руки, и ещё столько же его проволокло юзом по асфальту...
Я стоял как вкопанный, не зная, что делать: то ли подойти, помочь встать и извиниться, то ли сделать вид, что я вообще здесь ни при чём, и пройти мимо...
Пока я решал, что делать, прохожий поднялся с тротуара и, отряхивая окровавленными ладонями пыль со своей одежды, направился, чуть хромая, в мою сторону.
"Будь что будет", – подумал я и на всякий случай сгруппировался. Мало ли что.
Прохожий подошёл ко мне вплотную и тихо, почти шёпотом, заговорил:
– Я директор сапоговаляльной фабрики, у меня для вас сообщение...
Я стал оглядываться, но прачечной поблизости не увидел.
– А где же прачечная?
Директор посмотрел на меня удивлёнными глазами и произнёс:
– Там, за углом... Но вы туда лучше не отдавайте бельё, там недобросовестные работники, а вот в двух кварталах отсюда есть другая пра...
– Да ладно, ничего... Спасибо, – перебил его я. Если бы мне не удалось вовремя его пресечь, он бы, наверное, сложил в честь той прачечной, что находилась в двух кварталах отсюда, целую оду. – Вы сказали, что у вас для меня сообщение...
– Ах, да! Да! – протараторил директор сапоговаляльной фабрики, шаря по своим карманам.
Распространяя запах палёной резины, директор наконец отыскал сообщение и протянул его мне. Взяв чистый лист, я положил его в карман.
– А почему на нём ничего не написано? – спросил директор.
– Так надо, – ответил я.
– Аааа! – протянул он понимающе и, развернувшись, направился в сторону той улицы, где находилась прачечная, о которой он так плохо думал.
Дождавшись, пока связной скроется за углом, я последовал за ним. Возле этого самого угла я остановился и стал осторожно выглядывать из-за него, но директор уже куда-то исчез. Тогда я пошёл по этой улице открыто, совершенно не таясь, и вот через сто метров увидел дверь с вывеской "ПРАЧЕЧНАЯ". И только я собрался туда войти, как справа от меня послышался голос:
– Молодой человек!
Повернув голову, я увидел всё того же директора, появившегося непонятно откуда.
– Зря вы решили пойти в эту прачечную, – продолжал он. – Эта прачечная – просто ужас, а вот в двух ква...
– Да в гробу я видал твою двухквартальную прачечную! – выкрикнул я, чувствуя, как злоба и раздражительность всё глубже вонзают свои гнилые зубы в мою и без того расшатанную нервную систему.
– Но эта прач... – хотел было продолжить директор (несмотря на то, что моё лицо на данный момент располагало целой гаммой самых адских выражений), но не сумел. Развернувшись в полкорпуса, я от всей души врезал кулаком по его бегемотообразному рылу, и, издав короткий ыкающий звук, директор "сапоговаляльной" фабрики замертво рухнул на тротуар.
"Вот чёрт! – подумал я испуганно. – Наверное, зашиб!" Отовсюду потихоньку стягивались к месту происшествия зеваки, которые всегда не прочь отведать свеженького зрелища...
"За каким хером я поплёлся в эту прачечную?!" Собравшаяся вокруг меня достопочтенная публика стала заполнять эфир самыми необычными мотивами произошедшего.
"Зачем я его ударил?" Зеваки разделились на две команды, одна из которых защищала меня, а другая требовала справедливого, незамедлительного и объективного наказания..
Раскинув руки на манер Иисуса Христа, директор неподвижно лежал на тротуаре и напрочь отказывался подавать какие-либо признаки жизни.
– Всё, он сдох! – констатировал один из собравшихся зевак, отнимая свои пальцы от шеи покойного.
Теперь нужно было отсюда рвать. Не теряя больше ни секунды, я шкрябнул в сторону наиболее слабого места организованного вокруг меня кольца. Две секунды ушло на то, чтобы разорвать окружение и два часа – чтобы окончательно заблудиться в городе, в который уже начала вгрызаться темнота. Вгрызаться быстро, словно сорвавшийся с цепи бешеный пёс.
Преодолев двухчасовой марафон, я почувствовал себя в безопасности, но когда внимательно огляделся вокруг, чувство безопасности сменилось тревогой. Более жуткого квартала, чем тот, в котором я оказался благодаря непреднамеренному убийству, мне не приходилось встречать даже тогда, когда я состоял в штате шпионов Его Превосходительства Кения Азойского, где меня как самого лучшего из всех забрасывали в самые худшие из всех...
Повсюду располагались полуразрушенные дома, похожие на жертв великана-камнееда. Единственными обитателями этого квартала являлись крысы да ветер; последний напевал весьма мрачную мелодию, аккомпанируя сам себе всеразличными звуками, порождаемыми в основном оконными ставнями и дверьми.
"Да, попал..." Ночь торжествовала. "Но это лучше, чем быть пойманным во время задания и доказывать местным органам правосудия свою невиновность..." Густая тьма словно чёрная нефть заполняла собою световые резервуары. "Он сам виноват... Привязался ко мне со своими прачечными..." Холодный ветер, вдохновившись непроглядной темнотой и минуя законы ритма и тоники, занял жёсткую позицию атонального фри джаза. "Ну что ему стоило отдать мне сообщ..."
СТОП! У меня же так до сих пор и не прочитано сообщение!
Сигаретами я не увлекался, но спички при себе имел всегда, так же как нож и ампулу с сильно действующим ядом. Человек моей профессии в обязательном порядке должен иметь эти три важные вещицы. Но спички оказались на редкость хреновыми и не практичными: не успев воспламениться, они тут же гасли.
Спотыкаясь и падая, а иногда даже наступая на нерасторопных крыс, я с горем пополам разыскал среди руин пару небольших досточек для того, чтобы развести костёр, и, вынув из потайной кобуры небольшой, но очень острый нож, принялся разделывать эти найденные мною досточки на более мелкие щепочки. Натесав таковых достаточное количество и истратив около тридцати спичек, я наконец-то добился результата: костерок полыхнул. Пришло время вынуть из кармана сообщение и нацепить К7. Сделав это, я стал ждать проявления текста, но издаваемый костром свет был недостаточно ярким для правильной и корректной работы К7 – буквы то появлялись, то исчезали.
Помучившись ещё какое-то время, я решил оставить эту затею до восхода солнца, которое обеспечило бы наиболее правильную работу проявителя. Костерок уже почти догорал, изредка выбрасывая тихие яркие языки пламени. Пользуясь имеющейся в наличии иллюминацией, я разыскал поблизости ещё немного дров и, не разделывая их, стал бросать целиком на маленькую кучку ещё горящих углей. Доски были хорошо иссушены и тут же взялись пламенем. Я решил, что покидать сейчас эти трущобы намного опаснее, чем находиться в них, ведь там, за их пределами, где кипит жизнь и вовсю занимается электрический свет, меня уже ищут...
Да, вот я напортачил-то... Инструктор будет крайне недоволен...
– О чём печалишься, воин? – раздался голос из темноты.
Вздрогнув, я стал озираться по сторонам, но вокруг никого не было видно.
– Да не смотри ты по сторонам! ВНИЗ смотри!
На этот раз голос действительно прозвучал совсем рядом и откуда-то снизу, да и не то чтобы снизу, а где-то из района, в котором находилась моя левая нога, а если быть точнее – левая стопа. Перебросив своё внимание в данный район, я увидел возле своей стопы большую крысу, размером с кошку. Она сидела как ни в чём ни бывало и, попыхивая трубкой, смотрела на огонь.
– Ты, наверняка, в недоумении, – произнесла крыса.
– Да нет! – искренне соврал я.
– И сколько же раз ты в своей жизни встречал говорящих крыс, а?
Я не нашёл, что ей ответить. Крыса была права: я пребывал в недоумении.
– Меня зовут Донияр, я военный аналитик, – поведала мне крыса докладывающим тоном.
– А я...
– А ты тот, кто замочил директора сапоговаляльной фабрики, – выдала крыса, не дав мне закончить.
– Откуда тебе это известно?! – поинтересовался я, всё ещё недоумевая.
Донияр затянулся и, выпустив большой клуб дыма, ответил:
– Нас в три раза больше, чем вас; мы следим за вами, но не это главное.
– А что же главное?
– Главное то, что ты здесь.
– Вы, наверное, сейчас жрать меня будете? – не на шутку обеспокоился я.
– Нет! Мы не едим вас, вы заразные.
– Что?! – возмутился я. – Да вы сами-то...
– Не спорю! – тут же выпалил Донияр, закрыв тем самым пространство, где должны были разместиться все мои оскорбления в его адрес по этому поводу. Но мощь и масштаб моей обиды всё-таки прорвали щит, созданный хитрым Донияром.
– Короче, что тебе надо? Пошёл вон отсюда, говноед желтозубый!
Но Донияр в отличие от меня был непоколебим и, не взирая на мой оскорбительный тон, сохранял поразительное спокойствие.
– Это мы ПОКА едим ваше дерьмо.
– В каком смысле "пока"? – спросил я, не понимая, на что он намекает.
– А смысл таков, – продолжал военный аналитик. – Когда мы передолбим всю кошатину, то по праву займём место рядом с человеком, которое не по праву принадлежит сейчас кошарым. Это ОНИ должны жрать ваше говно... а не мы.
Если быть откровенным, то я тоже недолюбливал кошарых, и крысы мне были куда больше по душе, чем эти мурлыкающие засранцы. За последнее время они показали себя намного более цивилизованными – не только по сравнению с кошками, но даже по сравнению с человеком. Я считаю, что если к крысам проявить то же внимание, что и к кошкам, то последние окажутся весьма бесполезным видом.
Доказательств по этому поводу я никаких приводить не стану: человек, который хорошо знаком с крысами, поймёт всё без лишних комментариев.
– Донияр, я с тобой согласен, кошки вам не чета. Вы, крысы, мне нравитесь гораздо больше чем кошки и даже больше чем собаки.
Военный аналитик, видимо, не ожидавший такого высокого мнения об их расе от человека, который ещё недавно обозвал его говноедом, слегка растерялся и даже обронил трубку.
– Не может быть! – воскликнул он.
– Может! – подтвердил я и подмигнул ему.
– Значит, ты нам поможешь?! – блистая радостью, выкрикнул Донияр.
– Вам?.. Помощь?.. Но в чём? – спросил я, не понимая, о чём идёт речь.
– Как в чём? – удивился военный аналитик. – В нашей войне против кошарых. Я – когда увидел, как ты грохнул директора – сразу понял, что ты отличный воин, и ещё подумал, что вот бы нам такого союзника; тогда бы мы вмиг растянули кошаков на пялах для шапок. И вот Бог как будто меня услышал... Теперь ты здесь... И ненавидишь кошек.
– Донияр! Я ненавижу кошек и это правда, но воевать с ними я не собираюсь – у меня и других войн полно. Так что вы уж как-нибудь сами...
– Очень жаль, – грустно произнёс Донияр, поднимая наконец с земли свою трубку. – Я на тебя рассчитывал.
– Извини, брат. Я рад бы помочь, но...
– Да ладно! – вздохнул военный аналитик армии крыс. – Понимаю... Другие ценности... Да...
– Вроде того, – я бросил в костёр очередную доску.
– Что же нам теперь делать? – с обречённостью в голосе спросил сам у себя Донияр.
– Ты о чём?
– Дело в том, что решающая битва у нас завтра, – крыса принялась наполнять трубку очередной порцией табака.. – Может. Ты хотя бы захочешь послушать, какую тактику я разработал? Вдруг что посоветуешь... А то я что-то сомневаюсь...
– Давай! – согласился я.
Донияр ловко выхватил своей когтистой лапкой маленький уголёк из костра и, заложив его в трубку, стал её раскуривать. Раскурив, он протянул её мне.
– Хошь?
– Нет, спасибо, не курю, – ответил я, отмахиваясь от едкого дыма.
Донияр, закусив мундштук, принялся излагать свою тактику.
– Значит, так! Завтра я снаряжу около сорока таранов и на этот раз на них сядут шипомёты, а не секачи; на каждом таране будет по пять шипомётов. Нет!!! По десять. Далее! За таранами на манер Тулонского Гада расположатся двухшеренговые строения секачей. Вся эта бригада без особого труда прошьёт пять засечек и завязнет, окружённая кошарыми. Как только кошарые сомкнут кольцо, мы запустим вторичные строения секачей и бензорезов, расположенных в свою очередь на манер Далайского Караката, и тем самым мы быстро сожрём тех, кто оказался между Тулонским Гадом и Далайским Каракатом. И как только мы их сожрём, Тулонский Гад должен тут же отойти назад, оставив Далайского Караката впереди. Пополнив себя новым составом, Тулонский Гад перестраивается в позицию Клык; к нему примыкают сигачи – они должны как можно дальше влететь в зону кошарых легионов. Клык начинает отрез плечевых легионов до тех пор, пока не соединится с сигачами; за это время Далайский Каракат успеет заново снарядить тараны и принять позицию Пятиконечного Остролапа. Клык, вытащив секачей, начинает отступать внутрь Остролапа, где перестраивается в защитные троения, и как только сформируется защита, Остролап начнёт рвать кошачьи легионы на мелкие группы. Разорвав их, Остролап делится на пять клиновидных батальонов, которые с лёгкостью передолбят всю оставшуюся кошару.
Закончив изложение своей тактики одновременно с тем, как погасла его трубка, Донияр, немного помолчав, спросил:
– Ну? Что скажешь?
Мало что поняв из придуманной им тактики, я постарался ответить, опираясь на её общий размах.
– Не знаю, как это будет выглядеть на практике, но в теории – довольно внушительно.
Донияр, плюнув в костёр отгрызенным от мундштука кусочком, спросил, затаив дыхание:
– Думаешь, выгорит?
– Думаю, да, – я несколько раз энергично кивнул.
Потом мы перешли на обсуждение более мелких деталей донияровской тактики и занимались этим до тех пор, пока солнце не заявило о себе, разбросав то тут, то там утренний свет. С возникновением уже довольно яркого освещения, мне наконец удалось прочесть сообщение:
Поправка: дульбоны – это болты, сделанные из латуни.
Корпоратор.
Пожелав Донияру удачи и подарив ему ампулу с ядом на тот случай, если кошаки возьмут его живьём, я отправился по свои м делам.
Сейчас мне предстояло вновь появиться в цивилизованной части города, где наверняка меня ещё ищут... Надо быть осторожней.
***
Разъярённые живоглоты рылись в бесконечных глазах. Пёстрый дым ещё боролся за своё место в пространстве. Гудели веселушники, сворачиваясь подобно глистам в луже рвоты. Отказ от насилия. Притворяются. Если улыбаешься – значит, хитришь. Немногословные подпрыжники славились каждый на своей улице. Довольно. Хватит. Что-то нужно делать. А они опять хохочут. Вот-вот потеплеет.
***
Надгробные плиты посеяли горе. Под иглою орал полосатый малыш. Все птицы как дождь вдруг попадали в море, Удивляясь, почему не растёт в нём камыш.
***
Обходя стороной конвои и другие силовые структуры, я рыскал по городу в поисках дульбонов, но кроме болтов из низколегированной стали мне ничего отыскать не довелось.
Измотанный трёхчасовым поиском, я решил укрыться в парке и немного отдохнуть.
Войдя в парк, я заметил небольшую, свободную от посетителей скамейку, и вот уже почти до неё дошёл (оставалось сделать только один шаг), как вдруг откуда ни возьмись – по всей видимости, из кустов, что находились слева от меня – выскочил человек и, преградив мне путь, замер между мною и скамейкой.
Человек этот напоминал собой снеговика. Он был весь осыпан то ли мелом, то ли пудрой. Тяжело дыша, словно астматик, он представился:
– Я главный механик бетонно-развесочного цеха. Где вы были? Я вас всю ночь искал, у меня для вас сообщение. Срочное.
Не распространяя никаких запахов, главный механик вручил мне сообщение и исчез в кустах.
Освещение в парке было отличным. Я напялил К7 и прочёл:
Своевременно не изучив содержание предыдущего сообщения и ликвидировав курьера, вы тем самым поставили под угрозу всю операцию.
Инструктор вами очень недоволен.
Проектура решила единогласно отстранить вас от дела и отдать под трибунал.
Корпоратор.
"Да пошли вы... Инструктор – педрила... Сидят там в своей проектуре... Сидите, хуи чЕшите... Уёбки... Посмотрел бы я... Педрилы седожопые... Директор – сука... Свинья свинорылая... Инструктор и Корпоратор тоже пидоры... Я без сна и отдыха... А вы... Подумаешь, курьер... Да какой он, на хуй, курьер... Свинорыл гундосый... А я без сна и отдыха... А они – трибунал... Суки... Все..."
Пребывая в тяжёлых размышлениях, я – непонятно каким образом – опять оказался в трущобах крысиного квартала, где уже вовсю полыхала война. Орущие крысы, ревущие кошки... Все были свалены в одну кучу, которая напоминала египетскую пирамиду, а на самом верху отчаянно размахивал своим секачом военный аналитик Донияр. Завидев меня, он улыбнулся, обнажив свои жёлтые зубы, и выкрикнул:
– Рад тебя видеть, воин! Думаю, теперь мне твоя ампула уже не понадобится!
Я выхватил из кобуры свой нож и, не раздумывая, бросился в ревущее месиво.
***
Было такое ощущение, как будто я только что очнулся от сна, оставив в нём всю свою биографию. Более того, я даже не мог понять, где нахожусь и кто этот человек, который так настойчиво требует от меня того, что я не мог ему дать.
– Так, значит, вы не помните, кто вы, где живёте, не помните даже, как вас зовут?
– Нет, не помню, – в который раз решительно произнёс я, и мне вдруг показалось, что ответ был дан кем-то другим, не мной...
***
Допрашивающий меня человек протянул свою руку к одному из аппаратов и, нажав кнопку, произнёс:
– Господин Инструктор, Пианист в норме. Вы будете очень довольны.
– Надеюсь, не как в прошлый раз, – послышался голос из аппарата.
– О, нет, нет, ЧТО вы, господин Инструктор! На этот раз всё гораздо серьёзней, клянусь, господин Инструктор, вы будете очень довольны!
– Ну, коли уж так, – донеслось из аппарата, – тогда приступайте к делу!
январь 2001
содержание